Новости науки и техники

Есть знания, а есть верования. А еще есть глупость — это когда не отличают первое от второго. Знать, что именно ты не знаешь — это Конфуций и называл "правильным отношением" ("Лунь Юй", 2, 17). Его главный мировоззренческий оппонент Лао Цзы говорил практически то же самое: "Кто болеет, зная о своей болезни, тот не болен" ("Даодэцзин", 1, 71).

К сожалению, наш брат компьютерщик редко постигает эту мудрость и относится к гуманитарным областям немного свысока. И самоуверенно суется на чужое поле и в чужие правила. А потом удивляется, что там его обыгрывают.

Вот несколько типичных заблуждений айтишников, относящихся к правовой сфере. Подсчитай, в какой процент из них ты веришь.

• Программы бывают контрафактными;
• правильно составленный документ может избавить сисадмина от ответственности;
• если все зашифровать, то не будет доказательств;
• в суде можно доказать невиновность;
• программу можно запатентовать;
• надписи "(c) Copyright" и "All rights reserved" имеют смысл;
• свободные программы можно использовать без заключения лицензионного договора;
• место совершения компьютерного (кибер-) преступления находится в месте расположения сервера.

Когда автор зачитал эти утверждения в компании айтишников, то по меньшей мере на шесть из восьми утверждений он получил недоуменное: "Разве это миф? Это ж так и есть!". А теперь давайте разберем все эти утверждения с точки зрения современного права.

Программы бывают контрафактными (нелицензионными, пиратскими)

Хотя выражение "контрафактная/нелицензионная программа" широко применяется, оно не является корректным. Термин "контрафактный" вообще неприложим к объекту интеллектуальной собственности. Он может быть применен только к носителю такого произведения. Статья 1252 ГК дает такое определение контрафактного носителя: "материальный носитель, изготовление, распространение или иное использование ... которого приводят к нарушению исключительного права на результат интеллектуальной деятельности".

Как видно из определения, контрафактность — не свойство программы, ее конкретного экземпляра или даже носителя. Контрафактность — это характеристика правоотношений, которые устанавливаются вокруг данного носителя. Люди договорились, заключили, к примеру, лицензионный договор — носитель в тот же момент стал нормальным (не контрафактным). Истек срок действия лицензии или были нарушены ее условия — бац, и тот же самый носитель с тем же самым ни на бит не изменившимся ПО превратился в контрафактный. Понятно, что, исследовав программу или ее носитель, невозможно установить, в каких отношениях состоят или не состоят правообладатель с пользователем. Поэтому "экспертиза на контрафактность" — это пугало, фарс или даже откровенное нарушение закона.

Кстати, для разъяснения последнего факта Верховный Суд РФ даже выпустил постановление № 14 от 26 апреля 2007 года. Не помогло. То или иное техническое состояние копии программы или носителя не может свидетельствовать о юридических взаимоотношениях с правообладателем. Поэтому и "признаков контрафактности" тоже не существует: не могут существовать технические признаки правового явления; нельзя искать признаки какого-либо статуса вдали от того места, где этот статус устанавливается.

Правильно составленный документ может избавить сисадмина от ответственности

К автору иногда обращаются за консультацией инсталляторы, сайтовладельцы или создатели программ. "Чего бы такого, — спрашивают они, — написать в дисклеймере, договоре или лицензии, чтобы не отвечать за нарушение авторских прав, неправомерный доступ или вредоносные программы?" Автор им неустанно объясняет, что ответственность определяется только законом и ничем иным. Договор между сторонами имеет значение лишь в тех случаях, когда закон прямо на него указывает. А это — случай редкий. Таким образом, любые "заклинания" — что сказанные, что написанные, что "отлитые в граните" — не имеют значения для квалификации деяния. Это даже не норма. Это — принцип. Он именуется принципом законности и наряду с принципами справедливости и правосудия составляет базис современного права.

Обратившиеся за консультацией обычно кивают и… спрашивают: "Так все-таки, что написать в дисклеймере?". В прошлой статье автор уже упоминал, что применительно к сисадмину, который понаставил в офисе пиратских программ, любая бумажка о "переложении ответственности" сыграет против него. Ответственность за нарушение авторских прав никуда не переложится, но у обвинения появится документ, подтверждающий сговор и заранее обдуманные намерения нарушить закон.

Если все зашифровать, то не будет доказательств

Для начала история из практики. Подозреваемый по делу о неправомерном доступе к компьютерной информации (ст. 272 УК РФ) на первом допросе гордо заявил, что у обвинения нет и не может бытьникаких доказательств. Все его носители информации, изъятые при обыске, были зашифрованы стойким алгоритмом, который подозреваемый считал невзламываемым. Проверить стойкость шифрования в тот раз не довелось, поскольку ломать защиту никто даже не пытался. Следователь просто допросил свидетелей. Утверждая, что доказательств нет, злоумышленник отчего-то забыл, что обо всех своих "успехах" сам рассказывал (и даже показывал) своим друзьям и знакомым. Которые, конечно же, не стали играть в мафию с обетом молчания "омерта", а все виденное и слышанное от "хакера" на допросах выложили.

Свидетельские показания традиционно являются главным доказательством на любом суде и ценятся много выше всех этих "современных штучек": экспертиз, заключений специалиста, осмотров компьютера и так далее. На одних лишь показаниях свидетелей судебные дела решались тысячи лет. И ныне решаются в достаточном количестве. А зашифрованный "по самое не хочу" компьютер останется вечным памятником бессмысленному технократическому подходу.

Содержимое жесткого диска, конечно, может оказаться неплохим источником улик. Однако главным оно не было и не будет. Места "царицы доказательств", а также ее приближенных, прочно заняты. Правовые методы XXI века мало изменились по сравнению с технологиями юстиции, которые известны со времен Хаммурапи и Цицерона.

В суде можно доказать невиновность

В разных странах сложились различные распределения ролей между правоохранительными органами. Где-то на судебном заседании проводится полноценное расследование, устанавливаются факты, появляются и исследуются улики. Суд при этом может происходить довольно драматично, изобиловать сюжетными ходами и неожиданными ситуациями. В других странах вся детективная составляющая сдвинута на этап предварительного следствия, а на суде неожиданности исключены, суд выполняет роль финальной формальности.

Россия относится ко второй группе. Все факты, все доказательства и их интерпретация должны быть готовы до суда. Полномочия судьи — рассмотреть представленные доказательства и вынести решение, которое фактически предопределено, поскольку ничего нового в материалах дела появиться не может. Так было и во времена СССР, когда судьи были значительно более независимы, чем ныне. Так было и при царе-батюшке. Однако основной источник знаний для простого народа — голливудские фильмы — опираются на совсем иную традицию. В англосаксонской системе роль следователя значительно меньше, а иногда он и вовсе отсутствует. Фактически следствие проводит судья, он же принимает все основные решения по ходу дела.

Насмотревшись и начитавшись зарубежной криминальной прозы, русский человек делает странные выводы. И, оказавшись в роли подозреваемого, начинает себя странно вести. Да, в российских судах доля оправдательных приговоров сейчас составляет 0,8% (и то в основном за счет судов присяжных), в советские времена она была немногим выше. Потому что дела с недостаточными или неубедительными доказательствами в суд просто не отправлялись. Следователь сам "оправдывает", если убеждается в невиновности или если доказательств недостаточно. А в суд поступают только те дела, где доводы стороны обвинения убедительны. И судья их штампует. Такая система не лучше и не хуже заокеанской, место для справедливости в ней предусмотрено. А вот если иметь о ситуации ошибочное представление, можно опоздать со своей защитой, что во многих случаях и происходит.

Автора неоднократно звали на роль консультанта или специалиста по компьютерным преступлениям, когда уголовное дело уже в суде. С огромным сожалением приходится отказываться, поскольку "поздно пить "Боржоми"". Такие приглашения исходят от стороны защиты. А сторона обвинения, если и обращается за консультацией, то на этапе возбуждения уголовного дела или даже раньше — в период проведения оперативно-розыскных мероприятий. Тут специалист действительно может помочь.

Программу можно запатентовать

Патентное право (гл. 72 ГК) и авторское право (гл. 70 ГК) — это две разных отрасли права и два принципиально различных метода защиты интеллектуальной собственности. Авторское право возникает в силу создания произведения (в том числе программы) и не требует совершения каких-либо формальностей. Патент выдается в результате процедуры государственной регистрации, причем не автору, а заявителю: тут "кто первый встал, того и тапки". Авторское право защищает форму произведения и оставляет свободным его сущность (идею, описанный способ). Патентное право охраняет именно сущность изобретения, а форма его реализации при этом может быть любой.

Когда выбирали, каким именно институтом следует защищать компьютерные программы, пришли к выводу, что авторское право будет оптимальным. Иные отрасли интеллектуальной собственности (право на товарный знак, на изобретение, на технологию, на селекционное достижение и прочее) были признаны неподходящими. Поэтому охраняется именно форма программы, то есть ее код (исполняемый и исходный). Если тот же самый алгоритм, способ, идею, метод осуществить другим кодом, написав его заново (без использования фрагментов чужого кода), это будет самостоятельная программа, самостоятельный объект авторского права.

Патенты подходят к защите интеллектуальной собственности совсем с иной стороны. Реализовав запатентованный метод в иной форме, иными средствами, иным кодом, мы нарушим чужой патент и совершим правонарушение. Даже если открыли этот способ самостоятельно и независимо.

Понятно, что патентная защита для ПО подходит плохо. Написал, скажем, командир Нортон своего знаменитого NC с двумя синими панельками — и никто другой уже не имел бы права делать так же: никаких панелек со списком файлов, никаких желтых рамочек на синем фоне (по крайней мере, без уплаты Нортону отчислений). Хорошо было бы? Плохо. Поэтому программы в большинстве стран не патентуются.

Однако нашлись четыре "инакомыслящих" страны. В США, Корее, Индии и Японии компьютерные программы являются ограниченно патентоспособными. Весь остальной мир смотрит на их горький опыт и жалеет несчастных софтопроизводителей из этих стран. Живется им действительно несладко. Почти все алгоритмы и визуальные решения интерфейсов имеют под собой патенты. Практически невозможно ничего написать, чтобы не наступить на чью-нибудь интеллектуальную собственность. Крупные фирмы имеют в активе по нескольку тысяч патентов на софт и договариваются с другими крупными о кросслицензировании. Суть его такова: мы вас не трогаем, вы нас не трогаете. Мелким же производителям договориться сложнее, приходится платить.

Надписи "(c) Copyright" и "All rights reserved" имеют смысл

Здесь мы имеем дело с типичным обезьянничаньем или, говоря понаучному, социальным наследованием. Одни повторяют за другими, третьи за четвертыми, а откуда взялась традиция, все уже забыли. К счастью, автор раскопал источник и может пролить свет на это глупое заклинание "все права защищены". Когда-то давно, в дикие раннекопирайтные времена, в одной стране существовал закон: авторское право охранялось лишь в том случае, если издатель ставил на книге указанную надпись. Норма просуществовала всего несколько лет, однако традиция закрепилась.

Ныне во всем мире авторские права закрепляются за автором в силу создания произведения и не требуют исполнения каких-либо формальностей (п. 4 ст. 1259). Надпись "© copyright" несет чисто информационный (уведомительный) характер: ее форма предписана ст. 1271 ГК, однако ее наличие или отсутствие не влечет каких-либо правовых последствий.

Свободные программы не требуют заключения лицензионного договора

GPL, BSD, GFDL и другие типы "свободных" лицензий — это не отрицание авторских прав, а обычные лицензионные договоры. Такие же, как проприетарные, только с особыми условиями — чаще всего, безвозмездные. Тем не менее, заключать их надо. Любое использование произведения без разрешения правообладателя (то есть без лицензионного договора) является незаконным и карается. Да, тот же Линух или Файрфокс вполне могут быть "нелицензионными", то есть их использование — незаконным. Если пользователь не заключит договор путем нажатия кнопки "согласен" или иным приемлемым способом.

Место совершения киберпреступления находится в месте расположения сервера

Закон регулирует отношения между людьми — субъектами права. Всякие железки типа сервера, провода, а также байты с битами субъектами не являются. Поэтому значение имеет лишь то, где расположен человек: нарушитель прав или тот, чьи права нарушены, исполнитель, организатор, пособник и так далее. Переместив сервер в другую страну, мы ничуть не меняем правоотношений между пользователями, сайтовладельцами, регистраторами доменов и прочими субъектами сложных отношений. Единственное, чего можно достичь таким переводом, это затруднить сбор доказательств. И то — лишь в том случае, когда содержимое сервера является таковым.

Если, к примеру, один гражданин, находясь на территории РФ, оскорбил публично (ст. 130 УК) другого гражданина, находящегося на той же территории, то дело будет решаться исключительно в российской юрисдикции по российским законам. При этом никого не интересует, какими техническими средствами это оскорбление было донесено до публики — звуковыми колебаниями, радиоволнами, буквами на бумаге или IP-пакетами, и по каким проводам и эфирам они  пробегали. Имеет значение лишь местонахождение субъектов права, то есть людей.

Заключение

Мифы передаются от человека к человеку в ходе практической деятельности. Разоблачаются они в ходе глубокого изучения теории. Сильная степень твоей мифологизации означает лишь то, что ты — практический работник, предпочитающий действовать, а не копаться в книгах. Если ограничивать себя единственной областью деятельности, своей узкой специализацией, то подобные мифы, наверное, не несут вреда. Риск проявляется лишь при расширении сферы интересов.